Сто лет кризису, или Компаративный взгляд экономиста на государственную политику С. Ю. Витте и В. В. Путина в условиях мировых экономических

Автор(ы): А. Н. Дегтярев, д-р экон. наук, профессор, ректор Уфимской государственной академии экономики и сервиса

Опубликовано: Экономика и управление: научно-практический журнал

О механизме формирования финансового «пузыря» хорошо и ясно сказано в «Капитале» К.Маркса: «С развитием капитала, приносящего проценты, и кредитной системы всякий капитал представляется удвоенным, а в некоторых случаях даже утроенным вследствие разных способов, благодаря которым один и тот же капитал или одно и то же долговое требование появляется под различными формами в различных руках. Большая часть этого «денежного капитала» совершенно фиктивна. Все вклады, за исключением резервного фонда, представляют не что иное, как долговые обязательства банкира, и никогда не существуют в наличности. Поскольку они служат для жирооборота, они функционируют как капитал для банкиров, после того как эти последние отдадут их в ссуду. Банкиры расплачиваются друг с другом свидетельствами на несуществующие вклады, взаимно списывая со счетов эти долговые требования» [18, 519]. Ну что тут скажешь, кроме сакраментальной фразы: «Ничто не ново под луной...».

Связующим звеном в этой сложной, но объяснимой цепочке причинно-следственных явлений оказались инновации в сфере финансового бизнеса, который стал основой новой экономики высокоразвитых стран и приобрел все черты виртуальной экономики. Теперь товарные рынки зависят в большей степени не от объемов спроса и предложения, а от трендов мировых финансовых рынков, использующих в качестве предметов торговли вторичные финансовые инструменты. Яркий пример - один из крупнейших с точки зрения влияния на мировую экономику рынок нефтепродуктов, который зачастую не корреллирует с реалиями ни энергопотребления, ни добычи энергоресурсов. Мировой экономикой стали, по сути, управлять финансовые брокеры и топ-менеджмент ведущих финансовых компаний, преследующие достаточно узкие цели.

Как пишет В.Мау: «в условиях инновационного финансового бума экономическая и политическая элита утратила контроль за движением финансовых инструментов. Поэтому нынешний кризис можно определить как «бунт финансовых инноваций -бунт машин против своих создателей» [19, 7].

Предвестником понижательных трендов в экономиках развитых стран были также беспрецедентные темпы экономического роста большинства экономик мира, обеспечившие с начала XXI века увеличение мирового ВВП на 25 %. И поскольку мировая структура перераспределения производства благ и их потребления устойчиво ориентировалась на страны «золотого миллиарда», чьи медленно растущие экономики (1,5-2,5 % ВВП) потребляли в десятки раз больше, чем зарабатывали, наметилась тенденция серьезных диспропорций в производстве и потреблении внутри этих стран.

Так, США, население которых составляет около 5 % населения земного шара, потребляют сегодня от 30 до 40 % мировых извлекаемых ресурсов. Личное потребление также значительно превысило стоимость «заработанных» гражданами США произведенных благ. Множество из этих благ стало приобретаться в долг, который из-за устойчивого дефицита бюджета США в последние годы (например, в 2007 г. свыше 700 млрд дол.) покрывался путем внешних заимствований в виде продаж долговых обязательств, которые посредством страхования через так называемые хедж-фонды обретали статус производных финансовых инструментов - деривативов, все больше надувавших финансовые «пузыри» виртуальных денег.

Синтез фондовых рынков и информационных технологий превратил эту систему, по мнению академика НАН Украины Ю.Пахомова, во «всемирное казино» биржевых игр, где игроками стали десятки государств, сотни банков, тысячи фирм и миллионы людей [25, 41].

О масштабах этой игры можно судить по следующим цифрам: уже в 2007 г. объемы деривативов, имевших хождение на фондовых рынках США, достигли 46 трлн дол. (втрое больше ВВП США), а в целом по миру эти цифры пугающе велики: 530-600 трлн дол. против 58-60 трлн дол. соответственно.

К основным внутренним причинам кризиса в России специалисты относят следующие факторы. В первую очередь «перегрев» экономики деньгами вследствие высоких доходов от продажи нефтепродуктов и неограниченного кредитования бизнеса -так называемая «голландская болезнь». Дешевое кредитование российского бизнеса странами Запада в годы экономического роста на фоне высоких ставок по кредиту в России привело к колоссальному росту объема внешней задолженности РФ: со 150 млрд дол. (при соотношении 4:1 между государственной и коммерческой задолженностью) до суммы в 500 млрд дол. в 2008 году (при соотношении соответственно 1:15). К примеру, задолженность только «Русала» (алюминиевой корпорации О.Дерипаски) составила 14 млрд дол. Скорее всего, как остро подметил В.Мау, в сфере ведущих российских экономических компаний всегда присутствовал принцип «приватизации прибылей и национализации убытков» [19, 11 ].

Крупной ошибкой российских компаний при осуществлении займов в зарубежных кредитных учреждениях была залоговая система кредитов, потребовавшая при обесценении их акций в условиях кризиса пополнения из несуществующих активов или нового заимствования, в то время когда банковская система уже входила в фазу массового банкротства. Однако благодаря оперативным действиям Правительства и Центробанка РФ «подушка безопасности» - Стабфонд сработала, спасая и российскую банковскую систему от коллапса, и ведущие компании страны от разорения и скупки за бесценок иностранным капиталом их активов за долги.

К числу важнейших факторов, безусловно, относится и опережающий рост финансового сектора экономики по сравнению с реальным производством, где не обеспечивалась системная корреляция между ростом производительности труда и доходами, которые выросли за «семилетку» экономического роста в 5,5 раза при приросте ВВП на 72 %, в том числе в сфере промышленного производства на 64 % [23, 19].

Рост доходов и дешевые кредиты очень быстро привели значительную часть населения к гипертрофии потребления, что не замедлило сказаться в силу низких производительности труда и качества отечественной продукции, производимой к тому же на устаревшем оборудовании, на безудержном росте импорта - от 10 до 15 % в год при росте отечественного машиностроения в пределах 3-4 %.

Самым тяжелым последствием кризиса стала массовая безработица. Число безработных в России выросло к марту 2009 года до 6,5 млн человек (8,5 % экономически активного населения страны). По прогнозам, эти цифры могут достичь уровня 7,5 млн человек, то есть соответственно 10 %. Плюс к этому 1,5 млн человек, работающих на условиях неполной занятости, что отбрасывает рынок труда России к концу 1990-х годов.

Ученые констатируют, что экономический «закон Оукена», описывающий отрицательную связь между темпами экономического роста и уровнем безработицы, теперь работает и в России. Только радости от этого мало. Социально-экономические последствия развития сценария по самому пессимистическому варианту очевидны: деградация человеческого капитала, социальная и политическая напряженность, рост преступности, угроза безопасности страны и удар по последующим поколениям. Допустить это нельзя.

На первом этапе кризиса, к концу 2008 г., российское правительство предприняло аналогично другим развитым странам ряд мер денежно-кредитного регулирования в объеме до 9 трлн руб., что составило около 22 % ВВП (для сравнения: аналогичные меры в США составили 25 %, в Великобритании - 37 % ВВП) [2, 46].

При этом учитывалась также ситуация с валютным курсом рубля, от которого зависела и текущая непогашенная внешняя задолженность РФ. Варьирование «на острие ножа» - между социальной опасностью дефолта, сохраняющегося в памяти россиян с 1998 г., и коллапсом всей финансово-экономической инфраструктуры государства в условиях современного кризиса - это характерная для конца 2008 -начала 2009 гг. политика Правительства России.

Использование государственных ресурсов из золотовалютных резервов и Стабфонда для преодоления кризиса не было оригинальной находкой российского правительства. Практически все страны мира, чьи экономики в значительной степени затронул кризис, используют государственные ресурсы для его преодоления, то есть предотвращения глубокого спада производства и рецессии, а также разрушения мировой банковской системы. В целом 50 ведущих стран мира уже израсходовали на антикризисные меры свыше 4 трлн дол. (то есть около 7 % планетарного ВВП) [17, 5].

←	2	→
1		3 4